Василий Чибисов: «Многопартийность никогда не была сильной стороной России»

"Многопартийность никогда не была сильной стороной России: еще с дореволюционных попыток создания Думы. Ну не могли представители разных взглядов договориться между собой. Всё, что у них получалось – это дружить против социал-демократов и эсеров. Результаты известны.

Затем настал черед большевистской партийной диктатуре совершать ошибки. Сперва профсоюзы, советы и другие органы самоуправления превратились в аппаратные придатки раздувающейся партийной иерархии. Затем самым жестоким образом была искоренена внутрипартийная дискуссия. В итоге, партия авангардного типа выродилась в инертную, громоздкую и неэффективную «вещь в себе» с закрытой и стремительно стареющей элитарной надстройкой. Результаты также известны.

Наконец, насмотревшись и на противостоящий президенту парламент, и на пеструю многопартийность девяностых, российские политтехнологи создали амбициозный проект под названием «Единая Россия». Здесь впору сказать, что на смену партиям ленинского типа (с демократическим централизмом) и сталинского типа (с директивно-тоталитарной системой) пришла партия сурковского типа. Пожалуй, на момент своего создания ВПП «Единая Россия» (а именно так звучит полное название) была по-настоящему авангардной. Произошла тихая бюрократическая революция – с логичным приходом к власти бюрократического класса. Быстро подавив идеологическое и методологическое сопротивление, новая партия власти принялась доказывать свою способность решать крупные общественные проблемы.

Доказать-то доказала, но вот с партийной дисциплиной и монолитной организацией начались проблемы: начало сказываться отсутствие единой сильной идеологии. И кремлевские политтехнологи решили «вывести» наиболее живучую идеологию путём естественного отбора: были открыты партийные фильтры, а внутри самой партии власти образовались три идеологические платформы. Плюс – запрет на всевозможные избирательные блоки.

Здесь, однако, возможны некоторые подводные камни. А именно, может встать вопрос о создании коалиционного большинства. Для «партий с предысторией» ожидаемый результат лежит в районе 25-35 процентов (голоса, так или иначе, будут значительно оттянуты в сторону новых лиц и идей). Мелким партиям, чтобы заявить о себе, предстоит сперва создать фракцию из не менее, чем половины от их числа. И только потом вести диалог на равных с ведущими силами в парламенте. В самом первом приближении мелкие партии получают равное число мест. Число всевозможных вариантов такого расклада известно из комбинаторики (вспоминаем бином Ньютона!). Если число «мелких» партий достаточно велико, то можно применить формулу Стирлинга. После несложных выкладок получаем, что «степень беспорядка» в системе пропорциональна числу вошедших в парламент малых партий.

Более того, энтропия может возрастать уже в предвыборных кампаниях – со всевозможными «письмами солидарности» и слияниями. Получается, что некто может непосредственно влиять на устойчивость системы, банально создавая партии. Он может делать это не из желания «генерировать хаос», а просто из жажды наживы – так, политолог Андрей Богданов открыто предлагает общественным организациям и начинающим политикам подобие политической франшизы. В его распоряжении уже около десятка партий-пустышек, что рано или поздно скажется на динамике системы.

Добавочная энтропия возникает, если большая часть мелких партий направляет свои силы на противодействие одной из «партий с предысторией». Плюс всевозможные переходные процессы, частичная синхронизация… В общем-то, это не имеет особого значения. Читатель может ознакомиться с работами Канихико Канеко, одна из которых как раз и называется “Clustering,... and control in a network of chaotic elements”. Но всё равно – учёт дополнительных факторов и возможных исходов даст поправки более высокого порядка малости. Вам оно надо? В том смысле, что не каждому захочется заниматься стравливанием политологии и математики…

Как бы то ни было, кремлевские политтехнологи учли довольно много. И перетекание лишней энтропии в парламент (да простит мне физика столь грубую аналогию) невозможно по двум причинам. Первое – пятипроцентный барьер требует от каждой партии не просто вести предвыборную агитацию. Без самобытной идеи, без реальной опоры на определенную публику, без вдумчивой игры – партия может закатать губу обратно. Здесь перед начинающими политиками встает перспектива социально-консервативного консенсуса (с учетом общественного запроса именно на такую политику).

Второе – и самое интересное – половина кресел в думе теперь отводится одномандатникам. А эти господа могут пройти в думу, только если предложат своим избирателем не только слово, но и дело. Что касается их идейной принадлежности, то не для того ли ОНФ до сих пор не превратился в партию? Не на этот ли случай у «Единой России» припасён внушительный список сторонников партии (к которым автор имеет честь относиться)? Так что этот «неявный» избирательный блок – единственное исключение из правил – вполне поможет партии власти не только сохранить влияние (пусть и в рамках социально-консервативного консенсуса), но и заземлить избыточную энтропию".